Оправдание Смерти
Не так страшен чёрт, как его малюют
Смерть обычно противопоставляют жизни. Мол, жизнь борется со смертью. На самом же деле говорящие эти слова отождествляют себя с жизнью, а борьбу жизни и смерти понимают как свою борьбу за жизнь. Но борьба за жизнь – это не борьба со смертью. И даже если учесть, что борьба – это выбор или отбор, то и в этом случае это не выбор между жизнью и смертью, как у шекспировского Гамлета, а выбор между чьими-то жизнями, в том числе и своими. Быть мне такому, или стать другим, вот в чём вопрос. А быть или не быть – это абстракция, т.е. глупость. Обычно, правда, думают, что абстракция – это мудрость, но так думают глупцы. И на примере жизни и смерти это хорошо видно.
Жизнь – это не противоположность смерти, как и смерть – это не противоположность жизни. «Жизнь» и сегодня по-болгарски «живот», а «живот» — это, наоборот, «тварь». Наконец, тварь – это мать, которая творит тварей. Но тварь творит и саму себя. Сначала она растёт, точнее, развивается, а потом обновляется. А обновление клеток — это отмирание старых и рождение новых. Вот и получается, что жизнь – это рождение и смерть. И это написано чуть ли не на каждой могилке. Но написано цифрами, поэтому и непонятно, что написано. Вот в чём беда математики. Она отвлечённая. А это годы жизни, а не просто числа.
екоторые мудрецы утверждают, что смерти нет. Мол, умирает не человек, а только его тело. Дух там или душа его бессмертны. Почему не бессмертно тело, понятно. Очевидно же, что оно смертно. А душа и дух невидимы. Ну, и как доказать, что они смертные? А вот доказать, что они существуют и после смерти, можно тем, что некоторые дети помнят свои прежние жизни. Правда, не целиком, а только некоторые последние события. И здесь вспоминаются слова Шекспира: «Державный Цезарь, обращённый в тлен, пошёл, быть может, на обмазку стен. Длань, целый мир страшившая вокруг, латает щели против зимних вьюг». Эти слова означают, что плоть Цезаря осталась с нами, хотя и разложилась. При этом не только дети, но и взрослые помнят некоторые события из жизни Цезаря. Это означает, что он продолжает жить, причём не только в памяти одного ребёнка. Более того, не только в прахе земном, но и в телах своих потомков. И с этой точки зрения, т.е. с точки зрения Земли, а тем более, Вселенной, смерти нет. Но с точки зрения смерти она всё же есть. Причём она есть та, которая даёт жизнь.
Как бы мы жили, если бы не умирали? С точки зрения химии смерть – это разложение. А с точки зрения жизни один из видов разложения, а именно деление на два – это развитие. Оплодотворённая яйцеклетка делится на две клетки и тем самым умирает, но вместо неё рождаются две новые клетки. Не будь этого разложения, мы все были бы в лучшем случае одноклеточными.
Пищеварение для нас – это источник сил и материалов. Но для пищи это смерть, т.е. разложение. И этот адский котёл смерти мы постоянно носим с собой как источник жизни. Более того, мы и называем его животом, т.е. жизнью. А что же такое тогда смерть? Не что мы думаем о ней, а что значит слово «смерть»?
«Смерть» значит «Се Матерь». Вот так, ни больше, ни меньше. Она и жизнь, она и смерть. Что делает смерть? Она смотрит. Но не для того, чтобы забрать, а для того, чтобы спасти.
А что значит, спасти?
Спасти значит пасти, т.е. кормить, питать, насыщать, вдохновлять. Кто следит за тем, чтобы мы не испустили дух от истощения? Смерть. И она с косой не для того, чтобы косить нам головы, а для того, чтобы косить нам траву, или, как украинцы говорят, страву, а русские – отраву, т.е. яд и вообще еду.
И здесь уже пора обратить внимание на то, что в древности все слова были дурными, но не в отрицательном смысле, а в истинном значении. А истинное значение слова «дурной» — это «принадлежащий дуре». В свою очередь, «дура» — это не глупая женщина, как сегодня понимается это слово, а «дыра», или, наоборот, «рода», т.е. родительница. И что в ней плохого или отрицательного? Дура — это же мама! А вы что думали? А отсюда следует, что в древности все слова были матерными. И вот опять дурное слово! Но это сегодня оно имеет отрицательный смысл. А в древности никаких смыслов не было. Названиями называли в буквальном значении названий. Яд – это еда. Отрава – это тоже еда. Стерва – это тварь, которая стравливает страву своим стервятникам. Сегодня это мама, которая сцеживает молоко своим детям. Да, древние выражения звучали грубо. Но что вы хотите от древних людей? Откуда у них могли быть изящества и вычурности?
В свете этого и смерть у древних была не такой, как сегодня. Она была положительной, во-первых, и бесспорной, во-вторых.
Но она же есть и в отрицательном смысле!
А что на самом деле скрывается за понятием смерти? И это только первый, но не самый важный вопрос. Второй – это в чём причина появления отрицательных смыслов, портящих и сокращающих нам жизнь?
Начнём с простого первого вопроса. Поскольку смерть смотрит за тем, чтобы мы не врезали дуба раньше сроку, значит, мы не умираем. То есть смерть есть, но мы умираем не от неё. А от чего же мы умираем? Есть мнение, что большинство людей умирает от старости, но наблюдения лекарей и врачей показывают, что умирают люди от болезней. По прикидкам всё тех же учёных, люди запросто могут жить до 120 лет, но попадаются и более долговечные. А из-за болезней и других несчастий и расстройств они погибают значительно раньше. То есть на самом деле не умирают, а погибают, и смерть тут ни при чём, а если и при чём, то лишь потому, что не досмотрела.
Теперь о причине появления всего плохого. Древние говорили: всё хорошо и всё яд, всё зависит от меры. Но это не значит, что причина – в мере, хотя «мера» – это корень «смерти». Причина в том, кто не соблюдает меру. А кто это? А это, во-первых, те, кто не знает меры, а во-вторых, те, кто её не хочет соблюдать.
Первые – это, конечно же, дети. Но у них есть мать, которую они любят и слушают. Здесь обычно говорят, родители, но родители – это только матери, поскольку отцы не родят. Ну, так повелось. Некоторые отцы хотят родить, но родить им нечем, потому что родилки у них нет. И тогда они ищут обходные пути, например, создание роботов и киборгов. А это уже и есть несоблюдение меры. Правда, оно подаётся как развитие науки и техники, и на самом деле это развитие науки и техники, но не в ту степь. А ведь это не единственное отцовское заблуждение.
Военные наука и техника – это благо? Игровая индустрия – это насущная необходимость? Профессиональный спорт – это здоровья ради?
И здесь уже можно сообразить, кто у нас мутит воду. Впрочем, это можно сообразить и без этих примеров, но для этого надо знать русский язык. Ведь он чётко указывает, что мера – женского рода. Отсюда нарушители меры – мужчины. И у кого есть дети, того не надо убеждать, что дочери – это послушницы, а сыновья – казаки-разбойники. Бывают, конечно, и исключения, но их мы исключаем как исключительные, т.е. несущественные. И одно дело – мальчишеские шалости, и совсем другое дело – мужские, скажем так, болезненные увлечения.
Сегодня хозяйничают мужчины, отцы, сыновья и духи в одном стакане. За окном патриархат, т.е. царства отцов. А отличительной особенностью будущих и настоящих отцов является стремление быть первыми и единственными. И они придумали себе такого Единого Отца. Но поскольку отцы все разные, то и Единый Отец у них получился разным. Точнее даже сказать, Единый Отец у них не получился. Казалось бы, и ладно. Но это не по-отечески, поэтому идёт борьба отцов за Единого Отца. Правда, сегодня уже не только и даже не столько за Отца. Отцы всегда найдут повод подраться. Но причина всегда одна. И эта причина у них находится в причинном месте. Собственно, это место и есть причина. Оно хочет быть при чине, т.е. жене. Но и другое хочет, и третье и так далее. Вот и начинается толкотня, переходящая в борьбу, а затем и в бойню. И так это – сегодня, поскольку сегодня некому остановить отцов. Они же сегодня выше всех на белых конях с мечами в руках. Но они хотят быт выше во всём. А какая тут высота при мордобитии? А, тем более, при убийстве себе подобного?
И вот здесь начинается дипломатия и вообще идеология. Если по-русски, то это выдумывание оправданий и обоснований своим отеческим или там мужским злодействам. В самом начале все отцы были своими, поскольку Сва значит Дева, а Дева значит Мать. То есть все отцы были матерными и матёрыми. А когда Мать была смещена со своего трона, появились и чужие отцы. Они тоже были от Матери, но теперь это уже не имело первоначального значения, которое состояло в том, что все отцы – родственники по Матери. Теперь имеет смысл то, какой у тебя Отец. И если у тебя не тот Отец, а тем более, вообще не Отец, а Мать, то ты – чужой, и как таковой, не имеешь права пользоваться причинным местом там, где это делают свои.
Смотрим, что значит «чужой».
Слово «чужой» происходит от слова «чур». От «чура» и «чурка», т.е. «малый чур», и «чурбан», т.е. «большой чур». А сам «чур» — от «цура». В украинской речи сохранилось выражение «Цур тобi пек». Оно употребляется в тех же случаях, что и выражение «Будь ты проклят», но его буквальное значение – «Чурка, тебе печурка». То есть это отрицательное выражение. Но исходно оно таким не было, поскольку цурка – та же чурка, которая сегодня называется щепкой, а у щепки лишь одно предназначение – сгореть то ли в печке, то ли как лучина.
Но «цурка» — та же «царька». И здесь надо знать, что в древности плохих слов и выражений не было потому, что не было плохишей, которые их говорят сегодня. В древности (которая потому древность, что деревянная, берём шире и ещё древнее, поэтому глуше, травяная, а чуть иначе – тварная, т.е. сотворённая тварью) были только твари, они же – творения. А твари, как легко заметить, женского рода. Мужского же рода в древности не было. Более того, его нет и сейчас. Мужской пол есть, а мужского рода нет. Мужчины ведь не родят. Ну, и откуда взяться мужскому роду? Поэтому чурка или цурка, как и царька – это дочурка.
Да, но «Цур тобi пек» — это проклятие!
Это как понимать. «Пек» — это бывший «пах». Пах потому пек, что это самое тёплое место у мамы. И где лучше всего дочурке? Ну, да, на печурке. И что в этом плохого?
Первоначально и в плохом не было ничего плохого, потому что и плохое происходило от хорошего. И в языке всё это сохранилось, поэтому нам не надо ничего выдумывать и додумывать. Смотри и узнавай. Только смотри в развитии, в движении во времени, а не как на застывшую картинку.
«Хорошее» сначала звучало как «холошее», потому что звук Р – это самый сложный звук, и его люди освоили чуть ли не позже всех звуков, а некоторые не освоили до сих пор. У тех же китайцев до сих пор нет звука Р. А у тех же англичан, немцев и французов это ещё не звук Р. Как они сами говорят, он у них ещё грассирующий, т.е. картавый, косноязычный. А ему предшествовал звук Л. Вот поэтому дети, учителя мужей, сначала осваивают звук Л, а потом вместо него звук Р. Точно так же было и у древних людей. Они сначала освоили звук Л, и лишь потом звук Р.
И ещё кое-что важное о древних. Они сначала называли только себя, потому что знали только себя. Потом своими названиями они стали называть и окружающее по образу и подобию своему. А это значит, что первоначально хорошими были только люди. Но это не значит, что всё остальное было плохим. Всего остального люди ещё просто не знали. Да и плохое тоже не было плохим, т.е. отрицательным.
«Хорош» — это бывший «холос», потому что дети и сегодня сюсюкают, т.е. вместо шипящих звуков произносят сюсюкающие. А «холос» наоборот сегодня звучит как «се лох». Сегодня, правда, лох плох, но раньше всё было плохое. Даже хорошее. И вот почему.
В самом начале начал маму звали просто и незамысловато: Ф. Казалось бы, как тут позвать этим никакущим звуком? Но если фукнуть как следует, то получится свист. А это самый звонкий зов человека. Вот так Маму и звали в самом начале. И так звали потому, что больше нечем было её звать. Праязыка, о котором талдычат лингвисты, тогда ещё не было. Сегодня он уже есть, но лингвисты, стыд и позор им, его не знают. Чуть позже звук Ф раздвоился на звуки П и Х. Так и появился Пах, а также пух в паху. Точнее, так появились названия паха и пуха. А значительно позже к этим звука прибавился звук Л, потому что у Мамы в паху кто-то появился. От этого мамин пах стал плох. Точнее, у Мамы помимо паха появился и плох. Сегодня это дитя. Но этим дело не кончилось.
Однажды звук П вышел из употребления. С тех пор его и нет у арабов сегодня. В итоге Плох стал звучать просто как Лох. Сегодня у русских это плохой мужчина, а у арабов – Аллах. Но исходно это было просто дитя. Тем более, что, как ни крути, а мужчина – это дитя матери.
«Лох» наоборот – это «хол», корень слова «холить». И теперь понятно, почему лох – это дитя. Его ведь мама холит. И холит потому, что лох плох, т.е. маленький, а также маменькин. Иначе – родной. Она ведь его родила. И плох лох не потому, что больной, глупый или слабый, а потому что из паха. А в паху – рот, он же – род, который его родил. Поэтому плохой исходно значит родной. И даже не родной, а родная, потому что мама – это тварь, а тварь творит тварей, т.е. вторит себе, повторяя себя в своих творениях, т.е. в детях, в маленьких тварях. А маленькие твари почти ничем не отличаются друг от друга. Да если бы и отличались, они всё равно дети матери, сотворённые по её образу и подобию. Так что Лох – это, первоначально, просто дитя. И Плох — это тоже просто дитя, и Аллах.
Со временем звук Л превратился в звук Р. Благодаря этому у древних людей появилась возможность Лохов звать Ряхами, а Холов – Харями. Харя – это, сегодня, грубо, лицо. И это не случайное совпадение. Звук Х делится на звуки Ц и К. Именно поэтому «лох» звучит и как «лик», и как «лицо». В свою очередь, «харя» звучит и как «царя», и как «кара» или «Кира». «Кара» сегодня имеет отрицательный смысл, но её значение – родное и возвышенное. Кара – это Царь, а Царь – это Матерь, т.е. Ма Царь. Да, Царь карает и корит, но как Мать, т.е. по-доброму и родному, во спасение, а не на погибель. Ведь все дети для Матери – родные. Но Она их не только рожает. Она их сначала вынашивает, потом рожает, а потом ещё и выкармливает. И всё это – причащение своей плотью и кровью, как говорят попы.
А Отец что делает с детьми? А он их использует в своих интересах. Так это сегодня, когда отцы стали хозяевами положения. Они подчинили себе и религию, и художество, и мышление, и науку, и через всё это воспитывают себе послушное и покорное стадо слуг и рабочих. И всё, что не соответствует им, отцы отрицают как плохое и чуждое. Они же стали делить и людей на плохих и хороших, а также на своих и чужих. А чтобы пресечь возмущения людей, они сочинили для них истории, в которых нет ничего о Золотом веке, как называли древние люди Царство Матери. Тем самым они приучили людей к тому, что так, как сегодня, было всегда. То есть что отцы всегда были главными, а матери всегда были слабыми и подчинёнными отцам. Что в мире есть плохое и хорошее, доброе и злое, своё и чужое, приличное и неприличное, нравственное и безнравственное, подлое и благородное, полезное и вредное, и так далее, и тому подобное. В итоге Истина стала Сатаной, подбивающей людей на подлые поступки, а Смерть начала косить людей своей косой. Хуже того, тот, кто затеял всё это, кто заварил всю эту кашу, кто позвал всех в Царство Отца, сегодня превозносится выше всех.
Кто у нас превозносится выше всех? Правильно, Иисус Христос. Но на самом деле он и не Иисус, и не Христос.
Иисус – это Спас. Но Спас тот, кто пасёт. Попы говорят, окормляет. Но чем может окормлять мужчина? Баснями про Бога Отца? И к чему привело это окормление? Мир стоит на грани третьей, последней мировой войны. Это спасение?
У настоящего Иисуса есть Сиси. У ложного их нет.
Христос – это не Помазанник, как уверяют историки и лингвисты. По-гречески «хрестос» значит «хороший». Отсюда – хрестоматия, т.е. хорошие материалы. А что лопочут лингвисты с историками? Они не читают хрестоматию? Они читают Библию, а это не хрестоматия.
Почему Христос хороший? Потому что «Христос» значит «Харя Суть Се», а Харя – это Царя, т.е. Мать. Она Хорошая. А Отец Плохой. Но не в смысле, вредный, жестокий, кровожадный, мстительный, злопамятный и т.д., а в значении Сын Бози. На всех иконах Богородицы Она держит Его в своих руках. Но не для того, чтобы Он стал Царём Небесным, а для того, чтобы Он стал Её Рыцарем.
А теперь представьте себе, что именно Им Он и Стал! И что с вами будет на Страшном Суде, вершители чужих судеб?